Незадолго до смерти врача, считавшегося чудотворцем, снова вызвали на допрос. Следователи пытались понять, о чём он долгое время не осмеливался говорить вслух. С того момента, как закрылась дверь, стало ясно, что на этот раз речь идёт не об обычном происшествии: в комнате воцарилась подозрительно тяжёлая тишина, словно сам воздух знал её тайны.

Врач вошёл медленными, неуверенными шагами. Его внешность совсем не походила на прежнего самоуверенного специалиста: бледный, усталый, с нарастающей тревогой в глазах. Когда он сел за стол, нетрудно было заметить лёгкую дрожь в его руках.

«Пожалуйста, расскажите мне всё», — сказал главный следователь, стараясь говорить спокойно.

Врач слегка вздохнул, затем поднял глаза.

«Я больше не могу молчать», — прошептал он. «Многое я долго пытался объяснить логикой, но… логика тут ни при чём».

После этих слов воздух в комнате словно остыл. Он начал рассказывать медленно, но ясно. И каждое предложение добавляло новый слой к этой необъяснимой истории.

Врач признал, что недавние трагические потери не были случайностью. По его словам, кто-то намеренно вмешивался в его работу. Оборудование ломалось без видимой причины, медицинские карты пациентов исчезали, а поздно ночью в его кабинете происходили вещи, которые не могли быть объяснены с помощью техники. Он также рассказал об анонимных письмах, странных знаках и гнетущем чувстве, которое не давало ему покоя.

«Значит, вы думаете, что кто-то пытался вас напугать или заставить уволиться с работы?» — спросил следователь.

«Не просто напугать вас», — печально улыбнулся врач. «Они хотели, чтобы меня не существовало. В самом основном смысле этого слова, чтобы меня не существовало».

Следователи замолчали. Его слова были не истерикой, а настоящим, глубоким страхом, страхом, который может вызвать только правда.

Врач сказал, что несколько дней назад заметил, что за ним следит мужчина. Лицо человека перед ним было не видно, но его острый и глубокий взгляд первым запечатлелся в его памяти. Он был уверен, что этот человек — ключевой фигурант всей этой истории.

«Возможно, вы просто переутомились…» — попытался вмешаться другой следователь.

«И мои умершие пациенты тоже стали следствием моей усталости?» — резко ответил доктор.

В комнате снова воцарилась тишина. Ужас, скрытый в глазах доктора, говорил больше, чем его слова.

Когда допрос закончился, он остановился у двери и медленно повернулся.

«Если со мной что-нибудь случится… на верхней полке моего стола лежит письмо. Откройте его только в тот день, когда меня не станет».

Это было его последнее предупреждение.

В тот же вечер он внезапно скончался. Никаких симптомов, никаких предзнаменований, никакого объяснения. В официальном заключении говорилось: «смерть по неизвестным причинам». Но те, кто видел его во время допроса, были уверены, что его смерть не была естественной.

Когда они открыли упомянутое им письмо, внутри была всего одна строчка:

«Приближаться к истине порой опаснее, чем убегать от неё».

С этого момента расследование стало более мрачным, закрытым и недоступным. Но одно было ясно: его смерть была не концом, а самым началом.